Кукловод

Деревянные колёса стучали о булыжники мостовой, привлекая внимание горожан, благодарных всему, что привлечёт их внимание, к повозке, которой правил человек с серыми бакенбардами, торчавшими из-под полей шляпы, и длинным носом, торчавшим оттуда же. Если бы кто удосужился бы нащупать взглядом его глаза, увидел бы, что они открыты изнутри и приглашают внутрь. Но все смотрели на надпись на повозке, возвещавшую: "Кукольный театр".

Повозка остановилась, и стук колёс в моих ушах сменился гулом толпы и шуршанием одежды. Кукловод, откинув борт повозки, открыл сцену, и люди, объединённые общим предметом внимания, доверительно сблизились. Кукловод достал кукол, красиво раскрашенных, и начал спектакль, дёргая за ниточки и заставляя кукол улыбаться, драться, любить и умирать. Народ аплодировал и радовался, и всем нравились куклы.

Но вот появилась ещё одна кукла, и не было видно верёвочек, соединяющей её с рукой кукловода. Все ахнули и захлопали в ладоши, поражаясь искусству кукловода. Но он сказал:

— Я не управляю им. Он мне больше не подчиняется. Это и есть главная часть моего спектакля.

Но народ засмеялся и не поверил. Одинокая кукла гордо держала голову выше других, хотя и не было заметно верёвочек, державших голову так высоко, и разговаривала, так что народ ахал, и кто-то возле меня сказал: "Он ещё и чревовещатель". Но скоро люди увидели, что одинокая кукла портит сюжет спектакля. Теперь становилось непонятно, кто кого убьёт или будет любить, и все стали недоумевать, нетерпеливо чеша спины и затылки и беспокойно озираясь. И тут кто-то около меня выкрикнул: "Пусть его убьют!"

— Я не могу сделать этого. У меня нет верёвочек, связывающих меня с ним.

И тогда, из страха готовый поверить этому, тот, кто стоял около меня, крикнул снова: "Тогда убей его сам!"

— Я не могу, — ответил кукловод. – Я привязан к другим куклам.

И так как одинокая кукла продолжала пугать всех непредсказуемостью, многие присоединились к моему соседу и стали кричать:

— Убей его, или мы убьём тебя!

— Вы властны надо мной, но я не властен над ним.

И каждый поднял булыжник, разворачивая мостовую, и задние теснили передних, а передние шли, опираясь на задних, потому что все боялись одинокой куклы. Самые отчаявшиеся запрыгнули на повозку, подняв камни над головой, но им пришлось посмотреть в глаза кукловоду. И каждый выронил камень, испугавшись того, что увидел в его глазах, и все отшатнулись, пряча глаза друг от друга и не сказав никому, что они увидели. И я опустил камень и в отчаянии взглянул на одинокую куклу. Он стоял, скрестив руки на груди, и сказал мне: "Для меня кукловод уже мёртв". Но я не хотел становиться одинокой куклой и, спрыгнув с повозки, затерялся в толпе, чувствуя взгляд его глаз.

И кукловод, засмеявшись, захлопнул борт повозки и сел на козлы. И снова колёса застучали по камням мостовой, и повозка оставила народ зажатым между каменными стенами домов. И была эта повозка похожа на катафалк... Но никто не посмел признаться, что для кого-то она стала ковчегом.